Мертвый среди живых - Страница 41

— Я пытаюсь поймать киллера, — поправляет Воорт.

— По-вашему, это Най пишет записки? — Краем глаза Воорт замечает, как левая рука Мэтура сжимается в кулак, а пальцы впиваются в ладонь. Правая рука прижата к бедру, пальцы барабанят по халату. — Вас что-то беспокоит, доктор?

Пальцы замирают.

— Вовсе нет.

У Воорта ноют ноги и пульсирует в затылке. Он говорит доктору:

— У одних людей лица бесстрастные, а у других нет. Мой совет — даже и не пытайтесь притворяться. Не пора ли рассказать, что случилось? А может, хотите, чтобы это из вас вытягивали?

Мэтур бросает взгляд в сторону студентов, словно прикидывая, достаточно ли они далеко. Затем вздыхает:

— Меня часто поражал этот человек, и я не удивляюсь, что из-за него здесь полиция. Я сделал ему любезность.

— Любезность, — повторяет Воорт.

— Может, чашечку кофе?

— У нас нет времени на кофе. Если вы следите за тем, что произошло, то должны это понимать.

Кадык у Мэтура ходит взад-вперед, когда он глотает, и он начинает сглатывать еще чаще, когда Мики становится вплотную к нему.

— Мне неинтересно, что сделали вы. Меня интересует только он, — лжет Воорт, чтобы успокоить Мэтура.

— Поймите же, у него была страшная боль.

— А какие раны?

— Треснутые ребра. Ноги… знаете, я не поверил, что он сам доехал до больницы на такси. Он приехал не на «скорой». А лицо…

«Расскажи именно то, что мне надо знать».

Мэтур вынимает платок и прикладывает ко лбу и щекам.

— Он сказал, что его сбил грузовик.

В коридоре врачи делают обход. Санитарка протирает пол. Няня спешит в палату с подносом. От лифта катят тележку с обедами.

Понижая голос, Мэтур говорит:

— Однако раны спереди и сзади были совсем не такие, какие бывают, если сбивает машина. Лицевые кости раздроблены, словно по лицу с разных сторон многократно били… например прикладом ружья.

— Прикладом?

— Просто пришло на память. Понимаете, несколько лет назад я был военным медиком в Кашмире, в индийской армии. Обследовал подозреваемых в терроризме. Там правила другие — иногда солдатам необходимо проявлять грубость.

— С помощью прикладов? — спрашивает Воорт.

— Это были террористы, и относились к ним соответственно.

— И вы видели подобное у Ная?

— Множественные ранения лица, груди, ног. Такое мог сделать… Как-то у меня был пациентом заядлый карточный игрок — он не заплатил долги. Мою пациентку чуть не убил муж. И ранения у них были… похожие.

— Вы спрашивали его про грузовик?

Вид у Мэтура безрадостный.

— Я неплохой врач, а он мучился от страшной боли. Кричал, ему было жутко. И все твердил: «Да, это был грузовик! Перестаньте спрашивать! Помогите же!»

— Так, значит, вы бросили это дело.

Мэтур опять кидает взгляд в холл на своих интернов, будущих врачей, которым, несомненно, советует никогда не обманывать и — понимает теперь Воорт — не подделывать страховки.

— Конечно, нет. Но сказал ему, что если пациента сбил грузовик, то его ОМО затребует полицейский рапорт, прежде чем оплачивать больничные счета. В таких случаях страховая компания судится с водителем. Даже при наезде и бегстве с места происшествия компания ждет задержания шофера.

Мэтур качает головой, и это напоминает Воорту о сочувствии, которое Най вызывал у своей старой соседки Эстель Мур и директора школы Натана Хейла. Кажется, Уэнделл Най преуспевает по части вызова сочувствия у людей.

— Он рыдал и не знал, что делать. Врать не умел и, по-моему, был обычным человеком. Он напомнил мне о Кашмире, потому что временами, когда солдаты били человека и ошибались — понимаете, хватали не того, — они угрожали ему. Говорили: «Мы вернемся, если ты расскажешь о нас». Уэнделл Най до смерти боялся полиции. Он этого не говорил, но было видно.

«Нам необходимо попасть в его квартиру».

— И вы помогли ему, — подсказывает Воорт.

— Я предположил, — говорит Мэтур, — что такой вид ран более соответствовал бы, если, скажем, дома на него рухнула полка с тяжелыми предметами или канистра с краской, например. И он ответил: «Так и пишите». Эта запись и присутствует в его медицинском формуляре.

— Так зачем же, вернувшись домой, он повторял рассказ о грузовике? — спрашивает Мики.

— Возможно, у него не было никакой полки, и соседи это знали. Явно знала и семья. Неопытные лгуны все время меняют свои рассказы. Но ложь им не слишком удается. Могу только догадываться.

— Черт возьми! — произнес Мики.

— Слушайте, — говорит Мэтур. — Можете не верить, но обычно я не нарушаю правил. В этом человеке было нечто особенное. Смотришь ему в глаза и видишь не страдание, а нечто большее. Крах. Хочется помочь ему поправиться. Это не оправдание.

— Постараюсь держать вас в стороне от этого дела, если получится. — Воорт говорит то, что думает.

«В конце концов, не ты сделал ошибку, а я. Ты помог ему, а я уехал. И ты не должен расплачиваться за свою помощь».

— Теперь Азиз нас ничем не удержит, и мы попадем в квартиру Ная, — говорит Мики, когда Мэтур тащится к студентам.

Но Воорт не очень уверен в этом. Он чувствует, как ноет в желудке.

— Это еще вилами на воде писано, — говорит он, трогая сотовый и вспоминая слова Азиза: «Если бы шесть лет назад вы поступили как надо, то мы не искали бы сегодня Ная».

Что же еще можно сделать?

Вскоре Воорт понимает это и с криком «Доктор!» бросается к Мэтуру, а двенадцать обитателей больницы изумленно оглядываются на полицейского, которого узнают по теленовостям.

Мэтур застывает в дверях палаты, в которой Воорт мельком замечает крупного негра, лежащего в кровати головой к окну.