Прист застывает на месте. Превращение ошеломляет.
— Такси замедляет ход, проезжает мимо. Черт возьми, водитель в тюрбане. Он индус. Уезжает.
Еще один кусочек мозаики у Воорта встает на свое место.
Прист не боится ареста. Он боится боли. Это патологический трус.
Прист переводит дух, берет себя в руки и снова возвращается к макету.
— Представьте себе, что идете по городу. Что вы видите? Высотные дома. Офисы. Пространство на Манхэттене на вес золота. Пространство! В Лос-Анджелесе это вода. А в Нью-Йорке — пространство. Теперь представьте, что поворачиваете за угол и видите школу, а сколько этажей в ней обычно?
— Два, — говорит Воорт, видя великолепие плана. — Или три. Вы вели переговоры с управлением образования насчет прав на воздушное пространство. Верно, сэр? И купили право на застройку поверх школ.
— Купил? Мы отказались от работ на нижних этажах, поскольку размещаем все наверху. Это вряд ли будет что-то стоить управлению. Освободятся деньги для всякого другого.
— Сколько школ вы строите таким образом? — спрашивает Мики.
— Для начала две. Если сработает, в городе появится около трехсот школ, многие из них с недвижимостью. Использование пустого пространства, джентльмены, — вот решение, которое поможет избежать этой вечной нехватки бюджета.
— Вы сделаете на этом миллионы, — говорит Воорт, а тем временем освещение тускнеет и кондиционер начинает затихать, но потом запускается снова.
Воорт слышит, как по крыше стучит дождь. Гроза наконец-то разразилась.
«Черт возьми, может быть, мы спугнули Уэнделла?»
Но на самом деле он не верит, что это возможно.
— Управление сэкономит миллионы, — говорит Прист. — Так почему бы мне на этом не сделать деньги? Я получаю распределение зон застройки. Получаю скидку по налогам. А они получают новое здание. Несколько лет управление осторожничало насчет привлечения частного капитала. Теперь они летят в тартарары и им нужна помощь. Что ж, есть сотни видов частной помощи. Победа везде и во всем.
«Сначала ты грабишь их вслепую, а потом получаешь контроль над обломками. Может быть, именно это переполнило чашу терпения Уэнделла?»
Радио отвлекает внимание от макета, и слышно, как Салливан кричит:
— Опять это такси! Это оно, оно!
— Он ждал, когда начнется дождь, — говорит Мики.
— Оставайтесь здесь, — приказывает Воорт Присту, но в этом нет необходимости, потому что он не из тех, кто стремится навстречу опасности.
Прист дико озирается.
Воорт и Мики бросаются к двери.
Как там говорится? «Когда мир рухнет, то это будет не взрыв, а плач»? Когда наступит финал, он кончится еле слышным тончайшим вздохом. Последним медленным вздохом. Облачко пара, исчезающее в воздухе.
Когда детективы подбегают к лужайке перед фасадом, Салливан держит водителя на земле лицом вниз. Льет как из ведра. Воорт с трудом различает предметы на расстоянии пятнадцати шагов. От грома закладывает уши, вместо такси желтое пятно с открытой дверцей, которое зажато между патрульной машиной и «каприсом». Над лежащей на земле фигурой склонились еще двое полицейских — крепко держат таксиста, пока их начальник не защелкнет наручники.
Сосредоточившись на водителе-индусе, Воорт замечает рядом с ним на лужайке бумажный пакет, которого здесь раньше не было. Ясно, там что-то есть, и Воорт думает: «Что же в этом пакете?»
Салливан переворачивает водителя, и Воорт понимает, что это не Уэнделл — еще не видя лица, а потом различает испуганные глаза, смуглую кожу, мокрую от дождя бороду и длинные волнистые волосы: тюрбан сбит набок.
— Это не он.
— Что? — произносит Салливан, а водитель говорит:
— Отпустите, мистеры. Он велел передать пакет.
— Кто? — спрашивает Салливан, словно они не знают.
— Еврей.
— Где ты его видел?
— На Ривердейл-авеню. Я ехал по шоссе семь-одиннадцать, — лепечет человек, трясясь от страха и глядя на вооруженных полицейских, которые кажутся почти такими же перепуганными, как и он.
— Уберите оружие, — велит Воорт.
В нем рождается, растет некое осознание.
Водитель дрожит, ливень прижимает его шелковую рубашку к телу, бьет по листве деревьев, а земля, кажется, отражает его гул.
— Еврей сказал, что здесь проходят учения, и просил доставить еду точно в двадцать три сорок. Сказал, что даст большие чаевые — двадцать долларов.
— Еду? — переспрашивает Мики и смотрит на пакет так, словно только что его увидел.
Зрачки Салливана расширяются.
— Уходите! Все! Быстро!
Дело набирает обороты, полицейские отходят назад, а Воорт не двигается — просто не отрываясь смотрит на пакет и знает, что предупреждение Салливана напрасно, ведь Уэнделл знает — если полицейские здесь, то пакет не окажется внутри дома Приста.
Взявшись за пакет, Мики спрашивает:
— Если мы все на лужайке перед домом, то кто охраняет заднюю лужайку?
Кто-то кричит: «Туда!» — поскольку Салливан бросается на задний двор с криком: «Один из вас — в дом!»
Большая круговая оборона смята в минуту. Полицейские мчатся во все стороны. Мики бежит к неохраняемой дороге посмотреть, не едет ли кто. Зовет на помощь индус:
— Наручники давят, сэр!
А Воорт переворачивает пакет и вытряхивает содержимое, пытаясь прикинуть, что там. И конечно, оттуда выпадают сандвичи. Теплые сандвичи в целлофане, кока-кола, салфетки и еще что-то небольшое.
Что-то в пару дюймов длиной лежит на траве. Пластиковое, прямоугольное.
Еще одна пленка?
Но зачем посылать пленку, если только…