Сквозь треск помех и поток срочных полицейских звонков, гул уличного движения и грозовых раскатов они едва разбирают сообщение о том, что Уэнделла Ная видели в Ист-Виллидже.
— Конечно, видели, — вздыхает Воорт. — И в Литл-Неке, и в Ред-Хуке тоже — и все за последние десять минут.
Другой диспетчер резко поясняет:
— Видели Ная за рулем машины, пересекающей Уиллис-авеню бридж, он был в берете.
Они пробираются к дому Приста, вокруг патрульные машины и автомобили без знаков. Звучат четыре гудка, которые означают, что городская радиостанция срочной полицейской связи сейчас начнет работу. Наклонившись к приемнику, Воорт понимает, что Полис-плаза, 1, передает подробное описание измененной внешности Уэнделла. Сведения получены от людей, видевших его в здании Прайса.
— Он был одет как священник, — говорит диспетчер.
Мики уже разворачивает машину. Воорту совсем не обязательно говорить: «Черт подери. И там и здесь священник. Ривердейл», — но он все же произносит это вслух.
На часах в машине 20.45 сменяется на 20.46.
На верхнем этаже Уэнделл поднимается по лестнице на крышу, где никого нет из-за небывалой бури. Боль сковывает движения, и он идет очень медленно. Вынимает из куртки военный бинокль ночного видения и подносит к глазам. С северо-восточного угла крыши открывается превосходный, чуть окрашенный линзами в зеленое, вид на особняк в стиле Тюдоров, который находится в четырех кварталах от Уэнделла.
Хрипло дыша, он произносит:
— Ты здесь, Воорт? Я потерял время из-за раны.
Особняк полностью освещен, и насколько видит Уэнделл, какой-то человек с немецкой овчаркой на поводке огибает дом и исчезает за углом. Хорошо одетая женщина и две маленькие близняшки спешат с чемоданами к «рейнджроверу», стоящему на подъездной аллее. Они садятся, и машина немедленно отъезжает.
— Так, патрульная машина, две. Да сюда катит целая армия.
В верхнем окне Уэнделл ловит бледное лицо человека, который внимательно оглядывает улицу и одновременно нервно говорит по сотовому. Он поднимает лицо, и Уэнделлу кажется, что он смотрит на него в упор. Но это невозможно — слишком уж большое расстояние.
От внезапной острой боли Уэнделл сгибается пополам, а когда снова смотрит на окно, занавеска полностью его закрывает.
Он уже собирается вернуться в машину, когда его внимание привлекает какое-то движение около дома Приста.
От боли двоится в глазах, но Уэнделл видит, как из двух черных «каприсов» выходят два Воорта.
— Опять «отлично», детектив, — шепчет Уэнделл, кривясь от боли. — Но может быть, я ухитрюсь прикончить к полуночи пять человек, а не четверых.
Когда ежедневно гудок извещает о конце рабочего дня, руки и плечи Уэнделла пылают огнем, ноги горят, шею ломит. Он таскает железо, доски и кирпичи целый день и может точно сказать, где нарастают мышцы — в тех местах, где болит.
— Хочешь подзаработать? — спрашивает табельщик.
Трудно представить, что на месте этого огромного котлована когда-нибудь появится школа, но Уэнделл видел синьки в руках приезжавшего на стройку архитектора. В северном крыле, рядом с задним входом, разместится кафетерий, а лаборатории будут выходить окнами на баскетбольную площадку.
— Мне хватит и нескольких баксов, — говорит Уэнделл. — Но почему бы и нет?
— Только это должно остаться между нами, ладно?
Они сидят в бытовке на строительной площадке компании «Пи энд Пи» — табельщик, девятнадцатилетний племянник владельца компании Джоуи Прист, его приятель прораб Ричи, профсоюзный босс Дуги и толстый электрик по имени Эл Крэйн.
Вся работа Джоуи состоит в том, что он записывает, кто сколько времени провел на рабочем месте; это было бы легко автоматизировать, но компания хочет, чтобы это делал человек. Это не работа, а приработок.
Джоуи Прист сидит, задрав ноги в грубых ботинках на откидной стол бытовки, охлаждаясь под ревущим кондиционером, и прихлебывает холодный баночный чай. У него мышцы никогда не болят. Он бросает ручку на список, где отмечаются часы.
— Если когда-нибудь захочешь уйти пораньше, я запишу тебе полный рабочий день и даже сверхурочные, а за это ты отстегнешь мне двадцать процентов от дополнительного заработка, идет?
— В понедельник, думаю, посплю подольше, — ухмыляется Уэнделл.
— Просто запомни. Двадцать процентов.
Это начало, но с тех пор, как оторвались перила, прошло много времени, и когда в день зарплаты Уэнделл получает чек, то отправляется в ювелирный магазин близ Медисон-сквер-гарден. Там он выбирает три пары часов новой марки «Фестива». Сто баксов штука.
— Джоуи, не знаешь, кто может заплатить двадцать пять за такие? Стоят сотню.
— Не подделка?
— А ты как думаешь? Я ведь здесь работаю.
Джоуи покупает часы, то же самое делает прораб Ричи Мэйхью, покупает часы и профсоюзник Дуги. А днем позже, когда Уэнделл нагружает тачки, к нему украдкой подходит Ричи. Это высокий и сильный мужчина, вечно улыбающийся блондин с забранными в хвост волосами. Он в тенниске, обнажающей бицепсы, а на плече татуировка — обнаженная брюнетка в туфлях на высоком каблуке.
— Можешь достать что-нибудь еще? — спрашивает Ричи.
— А что, например?
— Моему парню нужен ди-ви-ди-плейер.
Уэнделл покупает DVD и приносит на стройку, делая вид, что украл.
— Сколько? — спрашивает Ричи?
— Я не платил за него, так почему должен платить ты? Отец обычно говорил мне, что лучше сделать одолжение, чем дать сотню баксов.
— Одолжение, — улыбаясь, повторяет Ричи. — Идем в бытовку.